— Только в сфере абстрактных положений.
— В таком случае перейдем к конкретным.
Он медленно делает четыре шага — подходит к противоположной стене, потом еще четыре — возвращается назад. Выплевывает окурок, растаптывает его и, прислонившись спиной к полинявшим обоям, говорит:
— Томас, а?
Я молчу, и он добавляет:
— Насколько мне известно, он не так давно подвизался у вас…
Я не говорю ни «да», ни «нет».
— Он развил довольно активную деятельность… Или вы не в курсе?
— Если не ошибаюсь, его деятельность исчерпывается одной-единственной дерзкой операцией, а в его активе — провал.
Американец кивает головой в знак согласия и пристально смотрит на меня.
— Это вы его провалили?
— Если человек идет на провал, кто-то всегда поможет ему в этом.
— Эта история мне известна лишь в общих чертах. В самом деле, совершенно авантюристическая операция и вполне логичный финал. Не говоря уже о том, что он привел к провалу трех наших агентов.
Я удерживаюсь от комментариев.
— Собственно, Томас достаточно деловой парень, только не в разведке, — замечает Сеймур. И, так же пристально глядя на меня, добавляет: — Наверное, вы думаете, что все мы банда жуликов, похожих на Томаса…
Я беру свою рюмку, однако пить мне не хочется, и я ставлю ее на место.
— В данном случае жульничество — не главное. Томас стал причиной смерти некоторых людей, — бросаю я.
— С вами такое тоже, наверное, случалось, — пожимает плечами американец. — Наша профессия — грубая профессия.
— Погибли совсем молодые люди, Уильям. И погибли бессмысленно.
— Мне приятно знать, что вы имеете против него зуб. Вот видите: бывает, что наши оценки совпадают.
— Поскольку вы вспомнили про нашу профессию, то я хотел бы заметить, что тут поступки не определяются личными симпатиями или антипатиями.
— Да. И все же, думаю, вы охотно подключитесь к операции, зная, что человек, которого надлежит победить, это именно Томас. Но вы не ответили на мой вопрос: считаете ли вы, что все мы такие, как Томас?
— Допускаю, что есть и исключения.
— Речь идет о правиле, — настаивает Сеймур.
— Правило лучше знаете вы… Я встречал всяких людей. Не скажу, что все они одинаково корыстны. Бывают исключения из правил.
— Следовательно, вы не считаете всех жуликами, — подытоживает американец.
— Это ваш вывод.
— Ну хорошо, — кивает Сеймур. — В данном случае речь идет как раз о двух жуликах. Один из них вам известен. Второй ничем не отличается от первого. Думаю, что так ваша совесть будет спокойна. Не знаю, как велика ваша антипатия к Томасу, только я лично имею зуб против того, второго.
Не договорив, он берет новую сигарету и щелкает зажигалкой.
— Речь идет об одном грязном дуэте, Майкл, в котором Томас играет вторую скрипку. А меня интересует первая. Именно ее мы и хотим вам показать. Только она отказывается выходить на сцену. Надо, чтобы вы при помощи Томаса вошли в контакт с первой скрипкой. Если Томас в самом деле вас не знает, задание будет совсем легким. Ваша роль исчерпывается одной кратковременной очной ставкой с первой скрипкой.
— И все-таки могу ли я спросить, в какие сроки укладывается этот ваш новый вариант?
— Неделя… Десять дней… Кто знает… Я уже не хочу наперед определять сроки, чтоб меня не обвинили во лжи. Важно, что после очной ставки вы спокойно продолжите свое путешествие.
Я не возражаю. Единственное мое желание в данный момент — как можно скорее выйти на свежий воздух. Словно угадав это, Сеймур говорит:
— Допивайте виски. Совещание закончено.
Американец делает два шага к двери, останавливается и словно между прочим спрашивает:
— Каковы ваши отношения с Мод?
— Как со служебным лицом. Мод непрестанно повторяет мне это.
— А чего бы вы хотели? Я не могу всегда предлагать вам таких женщин, как Грейс.
— Разве вы мне предлагали Грейс?
— Оставим сейчас этот разговор. Тут нечем дышать. Я бы вас охотно провел в бар в гостинице, но в интересах операции нам надо избегать публичных демонстраций.
В дверь ко мне стучат — еще и еще, через неровные интервалы. Но я не обращаю на это внимания, ибо стою под душем. Стук продолжается. «Она получит инфаркт с перепугу, что я убежал», — думаю я. И чтоб поберечь ее сердце, выхожу из ванной и немного приоткрываю дверь.
— Входите, дорогая.
— Но вы же голый! — констатирует она.
— Не привык купаться одетым. Вы зайдете или нет?
— Да. После того как вы на себя что-нибудь набросите.
Обматываю поясницу махровым полотенцем и открываю дверь:
— Быстрее, а то простужусь.
— Вы слишком бесцеремонный, — заявляет дама, садясь в кресло. — И очень медлительный.
— Если вы хотите ускорить события, можете заказать завтрак сюда.
— Известно ли вам, Альбер, что вы находитесь в прославленном центре? — сообщает дама уже во время завтрака.
— В центре овцеводства?
— Какое овцеводство на этих скалах! Центр обработки драгоценных камней и ювелирной индустрии.
— Интересно… — бормочу я, думая совсем о другом.
— Надо обойти предприятия… Кое-что вам показать…
— Интересно… — киваю я.
— Город небольшой, — не унимается женщина. — В таких городках люди любознательные. Если нам придется тут на несколько дней остаться, начнут интересоваться, что мы делаем.
— Пусть интересуются.
— Но ведь вокруг военные лагеря НАТО. А присутствие такого иностранца, как вы…
— Вы правы, — отвечаю я. — Лучше поедем.
— Прекратите, Альбер! Для такого, как вы, торговца вполне логично посетить некоторые фирмы.